Проснуться оттого, что костер прогорел. Потянуться, зябко передернуть плечами, вдохнуть сумерки, улыбнуться себе и пойти по мокрому песку, путаясь в робком предутреннем тумане. И неважно куда идти. Просто провожать влажную прохладу ночи.







Подтянув колени под подбородок, оплести пальцами кружку с глинтвейном и, уткнувшись носом в свитер, смотреть, как ветер рвет языки огня. Потом смеяться, пытаясь разглядеть в малиновых и ярко рыжих углях фигурки людей и животных, лица, предметы или буквы. А заметив рассвет, пойти таки спать.







Свесив с подоконника ноги, читать себе и звездам Цветаеву, пить коньяк, есть шоколад и гладить кошку. Рисовать на стекле, да и не только на стекле. Надеть крылья, выключить свет и включить Мариконе. И просто смотреть в ночь.







Сбежать с горы, чтобы утонуть в густо-красном маковом океане. Так чтобы во все стороны – только маки, маки, маки. Смеяться. Громко. И крикнуть затянутому плотными серыми тучами небу, что живая. И знать, что хоть его и невидно, оно там. И тоже живое. И неважно, какого цвета.







Увидеть себя. На подоконнике часы, на которые все равно никогда не смотрю. Стол, заваленный рисунками, конспектами, документами и просто мусором. Сиротливо примостившуюся среди этой макулатуры кружку с остывшим чаем. Себя… Ссутулившуюся и мающуюся бездельем, так как слишком много дел. И просто сказать: "Сашка, какая же ты бестолочь! Ночь на дворе, значит живем. Да просто живем, потому что живем. Ведь все ж хорошо, все ж лучше всех"







Я тоже умею мечтать. Иногда.